Дракон мелового периода - Страница 18

– Подождите здесь, я сделаю чай. – сказал вдруг Хохланд и вышел.

– Спасибо! – крикнула я ему в спину. Я чувствовала себя очень довольной по двум причинам: во-первых, добилась-таки своего и наконец позавтракаю, а во-вторых, осталась в комнате одна. Дело в том, что во время короткого разговора с Хохландом мое внимание привлекла стоящая на крышке серванта шкатулочка в китайском стиле. Ничем таким особенным среди прочего старинного барахла она не выделялась: просто симпатичная шкатулка, размером с коробку маргарина, обтянутая синим шелком с мелким орнаментом, закрытая на латунный замочек. Я не планировала никаких противозаконных действий – мне просто до смерти захотелось посмотреть, что там внутри.

Едва за Хохландом закрылась дверь, как я спрыгнула с дивана, подбежала к серванту, схватила шкатулку и едва не выронила – она была тяжелой, как будто внутри лежал кусок золота. и – приятный сюрприз – замочек оказался декоративным. Я не медля подняла крышку. Внутри шкатулка была обита красным бархатом, а в специальной полусферической выемке посередине, блестя и переливаясь, лежал синий шар с серебристым рисунком. Я осторожно вынула шар из его гнезда. Сначала подумала, что он фарфоровый, но, судя по весу, он был металлическим. Его покрывала синяя эмаль, по которой извивался, оплетая собой шар, серебряный дракон. Крошечный, изумительно сделанный, свирепый дракон летел в атаку, выставив вперед когтистые лапки, выпятив грудь и широко распахнув пасть.

Тихонько прошептав «Вау!», я перевернула шар, чтобы рассмотреть дракона во всех подробностях, и услышала веселый мелодичный звон. Через секунду, сообразив, что звон идет изнутри шара, я поспешно положила его обратно в шкатулку. Одна надежда – в такой громадной квартире Хохланд его не услышал.

Ставя шкатулку на место, я обратила внимание на необычную салфетку. Желтоватая старинная салфетка с изящной розой в середине, из необыкновенной полупрозрачной ткани, напоминающей очень тонкий шелк. Я взяла салфетку – вообще не почувствовала ее веса. Не представляю как можно соткать такую тонкую материю, восхитилась я. И для эксперимента ткнула в салфетку пальцем. Эффект далеко превзошел ожидания: палец прошел через ткань, как через масло. В салфетке осталась аккуратная круглая дыра. Я злобно выругалась, проклиная мастеров древности, но словами делу не поможешь – пришлось положить салфетку на прежнее место и прикрыть дыру шкатулочкой. Оставалось только надеяться, что Хохланд не слишком часто пользуется синим шаром.

Минуты через три в комнату вернулся Хохланд, неся в руках подносик с чайником и двумя чашками. Я приподнялась с дивана, готовая прийти на помощь. Продолжая держать поднос, дед сказал;

– Пойдемте в кабинет.

* * *

Кабинет Хохланда привел меня в восторг. Это была комната самой неправильной формы, какую я видела в жизни, с низким сводчатым потолком и двумя высокими окнами в виде стрельчатых арок. Стены кабинета от пола до потолка скрывали мрачные книжные шкафы; напротив окна находились захламленный стол, уставленный пустыми чашками со следами кофе, и кресло из гладкого, как кость, желтого дерева с коричневыми пятнышками. Прямо посередине комнаты наверх уходила ветхая на вид винтовая лестница с резными деревянными перилами.

– А куда ведет эта лестница? – первым делом спросила я, задирая голову. Наверху что-то темнело, но ничего толком разглядеть было нельзя.

– В лабораторию. – сварливо буркнул Хохланд – Не прикасайтесь к перилам – они держатся на честном слове. Присаживайтесь.

Он указал на трехногий табурет с вытертым бархатным сиденьем, а сам уселся в кресло, поставив поднос с едой на край стола. Я осторожно угнездилась на неустойчивой конструкции и принялась разглядывать книжные шкафы. Корешки книг были одинаково блеклые – от красновато-коричневого до болотно-зеленого, лишь кое-где поблескивало тусклое золото названий, в основном на иностранных языках. Как я ни вглядывалась, не увидела ни единой хоть сколько-нибудь современной книги.

– Угощайтесь. – Хохланд кивнул на поднос. Поблагодарив его голодным взглядом, я взяла чашку с чаем и впилась в бутерброд. Некоторое время в кабинете не было слышно ничего, кроме чавканья.

– Ну, а теперь, когда нам наконец ничто не препятствует, вы ответите на мой вопрос?

– Какой вопрос? – невнятно спросила я, дожевывая бутерброд.

– Прежде чем приступать к вашему обучению. – с демонстративной терпеливостью про-знес Хохланд. – я должен узнать, что вы собой представляете. Поймите меня правильно: если бы не просьба Тони, я бы не стал учить вас вообще. Ангелина, пожалуйста, не спешите обижаться нo вы не хуже и не лучше других, на первый взгляд ничем не отличаетесь от большинства моих безмозглых студенток, которых интересуют только мальчики и тряпки, и мне абсолютно не хочется тратить на вас время попусту. Но я доверяю мнению Тони, а она вас выделила. Возможно, я чего-то не вижу... Словом, соберитесь с мыслями и определите для себя самой: зачем вы ко мне пришли? Чем я для вас ценен? Если таких причин не найдется, я позвоню Тоне и скажу, что слишком занят и не могу заниматься с вами индивидуально. На этом мы и расстанемся к нашему обоюдному удовольствию. Если же причины есть, я вас охотно выслушаю и отвечу на все ваши вопросы.

Оскорбительная речь Хохланда вызвала во мне целую бурю эмоций. Во-первых, она меня просто взбесила. Это я-то, демиург, ничем не отличаюсь от его безмозглых студенток? Это меня-то интересуют только мальчики? Секунду меня одолевало желание ответить на правду-матку тем же самым, высказав Хохланду все, что я о нем думаю. Но конец речи заставил меня задуматься. Предоставленная мне лазейка казалась чересчур уж заманчивой, чтобы кинуться в нее сломя голову. Сказать правду – и отделаться от вредоносного деда раз и навсегда? Я чуть так и не поступила, но что-то меня удержало. Отчасти – мысль о синем шаре в гостиной. Если я уйду, то мне его уж точно не видать. Может, стоило его попросту спереть? – мельком подумала я. – сунуть в сумку – Хохланд и через год бы пропажу не заметил, а теперь позднo .." Но было что-то еще, кроме шара.