– Точно он. К нам лет десять еще назад приезжал какой-то историк из Питера, на чердаке копался, вещи его искал – я, правда, маленький был, но мать подтвердит. Вот, значит, в чем было дело...
– Погоди. – прервала я. Новость не укладывалась в голове. – Корин же знаменитость! Первый в мире мастер реальности!
– И что?
– Ну, я думала, что у него на родине... ну, какой-нибудь мемориальный комплекс... памятник... Музей-квартира... хоть памятная доска... а тут о нем вообще ничего не знают. Наверно, это все-таки кто-нибудь другой. Мало ли в России Кориных?
– Много. – согласился Мишка. – Корины исконный утишинский род. Но, кроме Матвея, никто птиц оживлять не умел. Ты пойми, его здесь выродком считали – какие там мемориальные комплексы... выгнать в город и забыть.
– Эх, будь мы в городе, я бы залезла в Интернет и посмотрела биографию Корина...
– Да что ты сомневаешься? – возмутилась Машка. – Ты на Михаила посмотри!
Мишка глянул на мою сестру и улыбнулся так тепло, что на его лице и вправду промелькнуло что-то неземное.
– Мы с тобой, между прочим, тоже с Кориными в родстве. – заявила Машка. – Гелька, а ты можешь сделать так, чтобы у меня слепой глаз прозрел?
– Да я не волшебник! Чистое Творчество – это просто вид искусства.
– Как ни назови, а суть не меняется. – заявила Машка.
Я хотела возразить, а потом вспомнила, что Погодина говорила примерно то же самое и промолчала.
До Краснозаводского от карьера было километра два. Уже достаточно рассвело, чтобы можно было проехать на велике по раскатанной лесной тропе, не рискуя свернуть себе шею. Краснозаводское спало глубоким сном. Как белые призраки – с ног до головы в меловой крошке – мы бесшумно пролетели по пустым улицам, свернули в Мишкин двор и прокрались в избу. Несколько минут мы с Машкой простояли в пахнущих укропом сенях, слушая, как в соседней комнате Мишка объясняется с недовольной сонной матерью.
– Чего-то мне спать расхотелось. – прошептала зевавшая всю дорогу сестра. – А вот поесть – наоборот...
Скрипнула дверь, и рядом послышалось Мишкино дыхание.
– Значит так. – сердитым шепотом сообщил он. – мать говорит – идите на чердак, там две кровати, или на летнюю кухню, там тоже диванчик имеется.
– Я за чердак. – высказалась я. – На улице замерзнем.
– Не советую. – сказал Мишка. – Там страшная грязища – никто не жил лет восемь, если не больше.
– Надо было к бабке идти...
– Так кто же знал! – с досадой сказал Мишка.
– Предлагаю другой вариант. – прошептала Машка. – Ты чем-нибудь меня накормишь, мы все втроем пойдем на чердак и там поболтаем. Все равно не уснем.
Дверь, ведущая на чердак, была заперта на висячий замок, который Мишка не без труда отомкнул.
– Не пугаться. – предупредил он. – С тех пор как отец умер, сюда никто не поднимался.
Зажглась тусклая лампочка, осветив тесную комнатку с низким полотком. На чердаке было не столько грязно, сколько пыльно. Со стен свисали отклеившиеся обои двадцатилетней давности. На аккуратно застеленных железных постелях белье успело не только пожелтеть, но и покрыться черными разводами плесени. Стоило нам войти, как пыль взлетела в воздух и комната потонула в сером тумане. Мишка с треском распахнул окно.
– Лучше уж пусть комары налетят. – буркнул он.
Машка села на постель, положила котлету на хлеб и принялась азартно жевать. Я занялась этнографическими изысканиями, благо что материал для них присутствовал.
– О, настоящие вологодские кружева! А это что на полу? Чайник? А почему у него два носика?
– Это умывальник. – пояснил Мишка. – Устраивайтесь, я схожу за нормальными одеялами.
– Хотела бы я посмотреть на этого Джефа. – невнятно проговорила Машка.
– А я – нет. Уже насмотрелась, спасибо.
– Я думаю, что тебе надо найти его и отобрать книгу Мишкиного предка. – заявила сестра. Я скептически усмехнулась:
– Думаешь, это так просто? Найти, отобрать... Да и зачем мне испорченная книга?
– Ну, хотя бы почитать, что в ней дальше. – донесся с лестницы приглушенный Мишкин голос. – И выяснить, что с тобой происходит.
«Разве со мной что-то происходит?» – удивилась я. А потом подумала: да, происходит. Со мной уже некоторое время творятся странные вещи. Я как будто попала во власть внешних сил, которые не могу ни объяснить, ни контролировать. Что-то вокруг меня закручивается, а я не вижу ни начала, ни конца.
– Думаете, в книге можно найти ответ? – задумчиво спросила я. – В общих чертах мне известно, что пишут в таких книгах. Превращение материи, которое мастер реальности совершает инстинктивно, за считанные секунды, там разобрано на десятки и сотни этапов. Это мне не нужно...
– Откуда ты знаешь, что там написано именно это? – спросил Мишка. – Ты ее читала?
– Джеф говорил... потом Хохланд...
– Хохланд книги не видел, а пересказывал тебе слухи. – возразил Мишка. – А Джеф... Судя по тому, что ты о нем рассказала, ему верить нельзя. Ни единому слову.
Я подумала о сером мире и тяжко вздохнула. Поистине, от знания – одна печаль. Кто же скажет мне правду? Эзергиль говорила – собрать правду из элементов, как пазл...
– Жаль, что этот Джеф приезжал сюда так давно. – сказал Мишка. – Будь я постарше, ни за что бы не позволил ему забрать Книгу.
– Я вот подумала – может, она тебе и предназначалась? – спросила Машка. – Послание потомкам.
Эти слова натолкнули меня на любопытную мысль.
– Когда Джеф рассказывал о своей экспедиции на родину Корина, он сказал, что там была не только тетрадь. В мастерской Мухиной оставались и другие его вещи, которые были потом переправлены к родственникам, то есть сюда. Миш, тебе об этом ничего не известно?