Дракон мелового периода - Страница 56

– Прикинь, если бы она ожила. – задумчиво сказала я. – Июльской ночью, в новолуние, многоножка открыла глаза и увидела, что мир, в котором она родилась и прожила всю жизнь, превратился в камень. Нет, хуже – в мел. А вокруг – что-то непонятное и незнакомое, в чем ей совершенно нет места. И она так разозлилась… к тому же ей и покушать захотелось... в общем, выползла она наружу и двинула в Утишье. Все живое разбегалось на ее пути, а она подползала все ближе и ближе к деревне... Этот мир был холодным, а она привыкла к теплому морю, и ей хотелось чего-нибудь горяченького. И вот она ползла на двор нашего дома, и тут как раз учуяла свое любимое тепло... и запах вкусного, живого мяса...

Машка пискнула, как маленькая, со страхом глянув на многоножку, которая до того вызывала у нее не больше эмоций, чем припаркованный на другом краю карьера трактор.

– Гелька, хватит пугать! Ну что за привычка!

– А потом, сожрав все Утишье, она переселилась бы в Утку. И в Вологодской области появились бы своя деревня-призрак и лох-несское чудовище. – безжалостно продолжала я.

– Ангелина! Уймись!

Я хотела продолжать, но неожиданно зашлась в кашле. Кажется, я насквозь пропиталась этой проклятой пылью.

– Пошли-ка отсюда. – скомандовала Машка. – Я тебе забыла сказать, тут долго быть опасно. Вредно для здоровья.

Машка подхватила меня под руку и потащила с недевичьей силищей к «динозавровой спине», по которой мы спускались в карьер.

– Да ты... кхе-кхе... просто боишься. – в промежутках между приступами кашля продолжала я дразнить ее. – Смыться хочешь. А древние славяне... если бы откопали эту многоножку... объявили бы ее богом... жертвы бы стали приносить... человеческие... э... красивых девушек… с разными глазами...

– Гелька, замолкни! – рявкнула сестрица. – Я ночью спать не буду. А ты, если рот не закроешь, наглотаешься пыли, и будет у тебя туберкулез.

– Камни-то! Трилобиты! – взвыла я, тщетно вырываясь. – Окаменелости забыли!

– Нет уж! – Машка доволокла меня до гребня, отпустила и полезла наверх. – Я эти булыжники не понесу, это точно.

Я с тоской оглянулась на «дольмен», чихнула и полезла за ней. «Завтра вернусь сюда с большим мешком. – решила я. – Если дорогу найду, конечно».

6. Мишка, мастер тишины

Но мне было не суждено вернуться за камнями. Вечером, ложась спать, я обнаружила, что Машка сама куда-то потихоньку собирается, стараясь не привлекать моего внимания. После допроса с пристрастием оказалось, что сестрица намылилась на рыбалку. Причем не на простую рыбалку, а на какую-то особенную. Не для всех.

По Машкиным словам, в деревне было несколько способов рыбной ловли. Профессионально-браконьерский: с катером, сетями, суровыми мужиками в резиновых сапогах до бедер и прорвой выловленной рыбы, часть которой очень ловко потом выклянчивает у браконьеров наша бабка. Детско-тусовочный: толпа молодежи сидит с удочками, свесив ноги с пристани в Утку, болтает, поминутно меняет наживку, и десяток пойманных окуней – это уже рекорд. Вообще это не более чем способ убить время, не хуже любого другого. Любительско-пикниковый – то же самое, только компания повзрослее берет лодки, донки и много водки и уплывает на пару дней в какое-нибудь живописное дикое место. Все выловленное обычно съедается на месте разве что кто-нибудь привезет хвастовства ради особо крупную щуку.

А можно еще ловить хариусов. Это не развлечение – это почти как творчество, небрежного подхода оно не терпит. Хариусов никогда не ловят шумной пьяной толпой – все происходит скрытно, в одиночестве. Ловля хариусов окружена аурой тишины и тайны. В тишине люди идут в лес, каждый – в свое заповедное место; потом, неторопливо и торжественно, хариусов жарят, после чего совершается церемония их поедания в узком кругу избранных.

Потому-то Машка и не особенно меня приглашала и, может, так бы и уехала без меня, если бы я не заметила, что она собирает рюкзак и готовит снасти.

– Только учти. – сказала она в ответ на мое желание отправиться за хариусами вместе с ней. – ловить их очень трудно. И ехать довольно далеко, причем по бездорожью.

– Мы разве не на реку пойдем?

– Конечно, нет. В этой реке ни один хариус не выживет. Им нужна кристально чистая проточна вода. Мы в лес поедем, на ручей, в самую чащу.

– И долго ехать?

– Да часа два. Далеко, за секретную зону. Там, между прочим, медведи водятся. В позапрошлом году дядя поехал с родственниками за брусникой на своем «Запорожце». Тогда старая дорога еще не так заросла. Приехали они на место, разошлись в разные стороны, а потом возвращаются к машине и видят – весь капот когтями исцарапан, и крыша просела! – Машка хихикнула. – Они в «Запорожец» вшестером впихнулись за пять секунд и умчались оттуда, как на ракете. Больше этого рекорда с тех пор никто не повторил.

Я пожала плечами. Призрачная угроза медвежьего нападения только придавала остроты поездке.

Мы выехали на следующий день до рассвета, в холоде и сырости, груженные разнообразным рыболовным снаряжением и запасами еды. Пока Машка петляла на «Урале» по деревенским закоулкам, я дремала, обхватив сестру за пояс и уткнувшись носом ей в воротник. Вскоре нас обступили почти черные в предутреннем сумраке ели таких гигантских размеров, каких я прежде не встречала. Лес, на который я любовалась издалека уже вторую неделю, но до сих пор не забиралась в него дальше опушки, выглядел неприветливо, что-бы не сказать враждебно. Пахло черникой, хвоей и гниющей водой. Туманный голубоватый полумрак навевал мысли о лесном царе, жаждущем закатить душу странника, и о комарах, которые непременно накинутся на нас, если мы остановимся хоть на секунду. Медвежья угроза с каждой секундой казалась мне все менее призрачной.